Наверное, пленник догадался о грядущем исходе своей судьбы, потому что заерзал, кашлянул, прочищая горло, и совершенно нормальным, слегка обеспокоенным голосом поинтересовался:
— Эй, ты ведь не собираешься меня убить?
— Заткнись, — огрызнулся Мак-Лауд. Добыча послушно помолчала несколько мгновений, затем пожаловалась:
— Вообще-то мне неудобно. Может, слезешь с меня, и поговорим, как подобает людям?
— Давно ли ты стал человеком? — злорадно спросил Дугал. — И то, что ты натворил, на самом деле всего лишь невинные забавы?
— А-а, это, — презрительно скривился пленник. — Зато они прямиком угодили в рай, разве не так? Зачем ты пошел за мной? Схватил бы свою девчонку и убирался вместе с ней и приятелями раньше, чем налетят вороны из Алье. Они вас заклюют… Забавно будет посмотреть, — он засмеялся, чисто и искреннее, затем выкрикнул неожиданно охрипшим голосом, явно подражая кому-то: — Оборотни, оборотни повсюду! Сойдет с небес очищающее пламя и спалит всякую нежить… Эй, скотт, ты случаем не нежить? А драться-то зачем? — добавил он спустя миг, получив короткий удар по скуле. — Кстати, ты не собираешься просидеть тут до скончания времен? Придется что-то делать, так?
— Оборотни, говоришь? — протянул Мак-Лауд и наклонился вперед, чтобы пойманный им человек лучше осознал услышанное: — Значит, у вас полно оборотней? Интересно, что ты скажешь, если я сейчас просто уйду и брошу тебя здесь? С переломанными руками и ногами? Как думаешь, в каком виде тебя отыщут завтра утром? Или не завтра?
— Не слишком-то мне будет весело, — добыча задергалась, не прилагая особенного старания, чтобы обрести свободу, но проверяя бдительность охотника, и повторила: — Так как насчет договориться? Полагаю, если ты меня убьешь, глупая выдумка монахов под названием «совесть» тебя не замучает? — пленник состроил задумчивую физиономию и сам ответил: — Конечно, нет. Однако тебе что-то нужно, я прав? Ты любопытный тип, намного догадливее, чем кажешься. Только не говори, будто тебя нельзя купить, ладно?
— Почему нельзя, можно, — согласился Дугал. — Была бы цена хорошая. Например, скажешь, что вы тут затеваете?
— И ты меня отпустишь? — с наигранным недоверием поднял брови лежавший на земле зверь в обличие человека. — Да? Прямо возьмешь и отпустишь? Может, еще до дома проводишь, как добрый христианин?
Мак-Лауд пропустил мимо ушей все старания добычи вывести его из себя и постарался говорить как можно равнодушнее:
— Послушай, мне вообще-то наплевать на тебя и на то, что ты о себе воображаешь. Я могу взять твою голову и стучать ею о камни, пока она не треснет и оттуда не посыплется то, что я хочу узнать. Возможно, я тебя отпущу. Все равно ты долго не протянешь. Но хотя бы день, да твой.
Пленник оскалился, показав неожиданно ярко блеснувшие в лунном свете зубы:
— Ты не сможешь. Твоим хозяевам ничего не достанется — ни моя жизнь, ни мои знания, ни мои тайны.
— Это почему? — мягко и отчасти ласково осведомился шотландец.
— Так обещано, — с этими словами зверь неожиданно сильно рванулся вперед и вбок, вырвался, перекатился по камням, дотянувшись до улетевшего на несколько шагов ножа. Дугал, шепотом выругавшись, бросился за ним… и замер, увидев тень над гребнем холма.
Он посейчас не понимал, как и без того темной ночью смог разглядеть неясные очертания всадника на лошади. Однако он видел их: вороного коня, в глазах которого навсегда застыл отблеск нездешнего пламени, и сидевшего на его спине человека.
Никогда еще ничего всерьез не пугавшийся Дугал Мак-Лауд впервые в жизни вдруг понял, что такое страх — столкновение с силой, против которой ты ничего не сможешь поделать. Она сметает тебя, подобно сходящей с гор лавине, не интересуясь, враг ты, друг или просто случайный свидетель. Тебе остается единственное: последовать за ней или вовремя убраться с ее пути. Дугал предпочел второе, забыв об удирающем преследуемом и своей цели. Он сделал шаг назад — всего лишь один крохотный шаг, но позади, там, где миг назад тянулось каменистое дно лощины, теперь оказалась пустота. Извернувшись, он попытался ухватиться за осыпающийся край, удержаться любой ценой… и полетел вниз, вместе с градом мелким камешков и сознанием полного поражения. Все потеряно, остается только сдаться на милость победителей. Ему стоило догадаться в самый первый миг — Ренн и его обитатели под защитой, которая надежнее крепостных стен и железных замков.
Теперь он сидел здесь, на дне узкой расселины, у него болела голова, страшно хотелось пить, он плохо представлял, как одолеет полторы или две лиги, отделяющие его от замка Ренн, и как вскарабкается на стену. Охотничья луна хорошо подшутила над ним, позвав на ночную прогулку — он заполучил ключи ко многим загадкам, но не мог использовать их.
Подавив еще один приступ тошноты, он с трудом поднялся на ноги, постоял, медленно раскачиваясь взад-вперед и тупо глядя перед собой. Когда головокружение прошло, он заковылял вверх по оврагу, иногда спотыкаясь в темноте о камни и стараясь оберегать безжизненно свисавшую переломанную руку. Ему пришло в голову, насколько он сейчас смахивает на выходца с того света — жуткое, залитое кровью и воняющее блевотиной существо, которое, пошатываясь, бредет навстречу своей судьбе сквозь бессердечную ночь.
Глухо прозвучавший удар по створкам заставил беспокойно дремавшего Франческо мгновенно проснуться и по недавно приобретенной привычке схватиться за кинжал. Он бросил короткий взгляд в окно гостиной — там висела непроглядная хмарь предрассветных сумерек. Стук не повторялся, и Франческо, на цыпочках приблизившись к двери, шепотом окликнул: