Творцы апокрифов - Страница 46

— Не хватит, мы только начали, — заупрямился Мак-Лауд и немедля нашел выход: — Френсис, хочешь совершить доброе дело для ближних своих? Сходи к хозяину, приволоки еще бочонок.

— А историю? — сварливо потребовал Франческо, выбираясь из-за стола. — Allora, я схожу, но потом расскажете еще что-нибудь интересное?

— Будет тебе история, — посулил Дугал. — Обязательно будет.

Франческо ушел к темнеющему в отдалении постоялому двору, мягко топоча остроносыми сапогами по прокаленной солнцем и пыльной земле. Гай заново расставил фигурки на черных и белых полях. Теперь его противником стала мистрисс Уэстмор, которая немного разбиралась в мудреной забаве, в незапамятные времена привезенной в Европу из полуденных стран за Средиземным морем. Мак-Лауд в нарушение всех правил громким шепотом подсказывал то одному игроку, то другому, нетерпеливо поглядывая в сторону тускло светящихся окошек «Берега реки». Его ожидание вскоре вознаградилось: мелькнул желтый проем открывающейся двери и в сторону беседки поплыл, раскачиваясь, крошечный огонек. Франческо догадался захватить впридачу к бочонку масляную лампу — до наступления ночи осталось совсем немного.

— Я тут зашел узнать: может вам, мессиры, еще чего понадобится?

Излучавшую неяркий оранжевый свет лампу принес не молодой итальянец, а содержатель трактира, которого все постояльцы запросто окликали «папаша Тардье». Компания мельком видела его сегодня днем, когда занимала комнаты — хлопотливый человек средних лет, не грузный, но точно равномерно подбитый жиром, носивший окладистую бородку и смотревший на проходящий через его трактир людской поток обманчиво-простодушным взглядом прищуренных глазок. Гаю он показался самым обычным трактирщиком — расторопным, не в меру болтливым и наверняка знающим цену каждой монетке, добытой из кошелей проезжающих.

В водруженном посреди стола небольшом бочонке что-то заманчиво плеснуло. Вокруг лампы немедля закружился рой беловатых мотыльков с полупрозрачными крылышками. Сумерки превратили полосу реки в темное живое серебро, с тихим плеском струившееся мимо обрывистого берега, а растущие на склоне остроконечные тисы — в обелиски черного мрамора.

— Нам что-нибудь нужно? — возившийся с клепками бочонка Дугал бросил вопросительный взгляд на своих спутников, заключив: — Да пожалуй, что ничего… Мэтр Тардье, выпьете с нами кружечку-другую?

Долго упрашивать хозяина не потребовалось, а забравшийся на свое место за столом Франческо въедливо напомнил:

— Историю.

— С меня на сегодня достаточно, — заявила Изабель. — Мессир Мак-Лауд, может, вы нам что-нибудь поведаете?

Дугал поперхнулся недопитым вином:

— Вы ж знаете, из меня рассказчик, как…

На подвижной физиономии Франческо появилось забавное выражение недоверия, смешанного со подавленным разочарованием — почти как у ребенка, не получившего своей ежевечерней сказки.

— А какая история вам нужна? — неожиданно пришел на выручку папаша Тардье уже успевший перелить в свое необъятное брюхо содержимое второй кружки.

— О королях прошлого, — с коротким смешком сказала девушка. — Но такая, которая не записана в летописях и мало кому известна.

— Гм, — хозяин задумался, встал и зачем-то выглянул из-под шелестящего навеса. Убедившись, что в его маленьких владениях все спокойно, спросил: — Вы ведь из Англии, так?

— Да, — быстро сказал Гай, чтобы не дать Мак-Лауду затеять долгие объяснения и поскорее перейти к собственно рассказу.

— Значит, такое вряд ли слышали, — папаша Тардье глянул на притихшую компанию неожиданно острым и настороженным взглядом. — Не знаю, правда это или нет, но рассказывают у нас вот как… Давным-давно, когда еще Римом правили язычники, а на месте Франции и Германии лежали три других королевства — Бургундия на полудне, Нейстрия — там, где ныне находится Нормандия, и Австразия, которую потом назовут Германией. Правила этими землями семья Меровингов, потомков Меровея, которых у нас зовут Древними королями. Еще их называли Длинноволосыми — они, как Самсон, никогда не стриглись, боясь потерять свое могущество. Сдается мне, даже для своих времен они были странными людьми — более колдунами и волшебниками, нежели правителями. Они умели разговаривать с животными, подчинять себе природу и жили куда дольше, нежели отпущено срока обычным смертным. Возле гор Арденн, что на полночь отсюда, они возвели капища своих богов, но когда в земли франков пришел святой Ремигий, король Хлодвиг, внук Меровея, принял истинную веру, став защитником Церкви и любимым из ее сыновей. После его смерти, как и полагалось, державу разделили между четырьмя наследниками, но прошло всего сто лет и…

— Смуты, интриги, беспорядки, слабые правители, и в конце, как водится, разорванное на части государство, — предположил Франческо. — Угадал? Что же было дальше?

Трактирщик пожевал губами, видимо, расставляя еще не сказанные слова по местам, и продолжил:

— Меровинги царствовали, но не правили. За них все делали майордомы, наместники, прибиравшие королевскую власть к рукам. Однако пятьсот с небольшим лет назад их благоденствие едва не пошло прахом — на свет явился человек, способный все изменить. Он родился в семье короля Австразии, но спустя пять лет его отец умер, его место занял майордом Гримоальд, а ребенок, как было объявлено, умер. Однако на самом деле майордом не решился покончить с наследником престола и тайком отправил его к епископу Пуату. Почтенный священнослужитель оказался между двух огней: он, разумеется, не мог совершить преступление и убить ребенка, но не мог и оставить его в стране, где тому каждодневно угрожала опасность распроститься с жизнью. Тогда епископ нашел третий путь…