Творцы апокрифов - Страница 52

К оглавлению

52

Свои соображения гость уже изложил в самом начале встречи, и, посеяв ядовитые зубы дракона, ждал урожая. Сейчас, наверно, ему не ответят ничего, разве что холодно и многословно поблагодарят. Не исключено, что базилевсу все давно известно, и он от души забавляется, выслушивая нерасторопного вестника. Недаром ромейские лазутчики считаются лучшими в мире…

— И вы, мессир, утверждаете, что располагаете возможностями и средствами направить усилия ваших соотечественников, стремящихся освободить Гроб Господень от рук неверных, в несколько, если так можно выразиться, иное русло? — вопрос Андроника был составлен по всем законам византийской дипломатии: спрашивать, не спрашивая, но вынуждая собеседника невольно раскрывать свои намерения, как явные, так и тайные.

— Да, ваше императорское величество, — гость облегченно перевел дух. Рыбка клюнула. — Но, если мне будет позволено уточнить, эти возможности находятся не в моих руках, и я вряд ли смогу лично прибегнуть к ним. Я все-таки верный подданный своего короля (он благоразумно не уточнил, какого именно) и обязан всемерно поддерживать его начинания…

Базилевс понимающе кивнул и знаком разрешил продолжать.

— Кроме того, мне не хотелось бы покидать Побережье. Обстановка может в любой момент измениться и, боюсь, потребуется мое личное присутствие. Поездка же в Европу, где находятся необходимые документы, и переговоры с их владельцем займут не меньше трех или четырех месяцев. Конечно, мы располагаем неким запасом времени — скажем, до полугода. Но будет лучше, если бумаги окажутся в нужных руках не позднее Рождества. Тогда мы все сможем встретить светлый праздник, как положено честным людям — с радостной душой и чистым сердцем. У королей Европы и их вассалов появится множество иных забот, нежели война с сарацинами и Саладином.

«А корона Иерусалимского королевства наверняка сменит хозяина, — мысленно докончил горячую речь своего посетителя повелитель Византии. — Что ж, из двух зол — крестоносцы в Святой Земле или вот этот сорвиголова на престоле — надо выбирать меньшее. Но как он рвется к короне! Медом она, что ли, намазана? У него и так власти больше, чем у кого-либо на Побережье, включая магистров франкских орденов… Или?.. Или корона Иерусалима — только первая ступенька?»

— Как же вы предполагаете осуществить свои замыслы, не расставаясь со столь любезным вам Тиром? — мягко поинтересовался Комнин.

— Я подарю их вам, ваше императорское величество, — еле сдерживаемая ухмылка гостя стала откровенно глумливой и напоминающей морду готовой вот-вот заржать лошади. — За некое, чисто символическое, вознаграждение. Вам станет известно все, что с такими трудами удалось разузнать мне. Далее воспользуйтесь этим знанием по своему усмотрению. Вы, ваше величество, славитесь среди монархов Востока и Запада своей мудростью и предусмотрительностью, так что я целиком полагаюсь на вас. И, смею вас заверить, ваши посланники встретят в лице мэтра Лоншана, в отсутствие короля Ричарда управляющего делами Британии, человека, вполне разделяющего наши общие чаяния…

Глава седьмая
Праздник на чужой улице

Тулуза, столица провинции Лангедок.
1–2 октября 1189 года.

Святой Ремигий, коего во Французском королевстве именуют Сен-Реми, как ведомо всякому, дающему себе труд повнимательнее прислушаться к ежедневным чтениям житий святых, прославлен тем, что почти семьсот лет назад обратил в христианскую веру короля франкского племени сикамбров Хлодвига и его дружину. Хотя доселе неизвестно, кому в этом обращении принадлежит большая заслуга — собственно святому или жене короля Хродехильде Бургундке, истинной и верной христианке. Ибо именно Хродехильда (которую еще называли Клотильдой) заставила своего мужа, более занятого войной с соседними племенами и расширением собственных владений, прислушаться к словам посланника Рима, и убедила, что союз с Церковью намного выгоднее войны, и еще один друг намного лучше еще одного врага. Хлодвиг не выдержал двойного натиска со стороны жены и ее исповедника, но, дабы сохранить лицо и не заводить лишней ссоры со жрецами своих богов, заявил, что уверует, когда ему будет представлено неоспоримое доказательство могущества «Бога Хродехильды». Например, если в ближайшем сражении бог Рима дарует ему победу.

«Наверно, в прежние времена Господь внимательнее прислушивался к просьбам смертных, — мрачно размышлял Гай. — Теперь мы стали Ему неинтересны. Впрочем, кто я такой, чтобы рассуждать, что интересно Господу, а что нет?»

Сам сэр Гисборн, как не старался, не мог найти в себе ни капельки любопытства к творившемуся перед его глазами действу, на которое вместе с ним глазела добрая треть населения Тулузы, вкупе с гостями столицы Лангедока, паломниками, солдатами гарнизона, семействами окрестных баронов, съехавшихся на праздник, и бог еще знает кого. На огромном помосте, завешанном трепыхающимися на ветру коврами и цветочными гирляндами, успевшими с утра слегка завянуть, разыгрывалась завершающая часть древней истории короля Хлодвига, его неугомонной супруги и святого подвижника Ремигия. Король собирался в поход на варваров, ослепительно блестели на ярком осеннем солнце надраенные кольчуги, мерно колыхалось окружающее помост шумливое пестрое море людских голов, ловя каждое слово, а мессир Гай из Ноттингама, что в королевстве Английском, пребывал в крайне раздраженном состоянии духа. Повинная в сем троица — Дугал, Франческо и присоединившаяся к ним мистрисс Изабель — наверняка совершенно не испытывала мук совести и в данный миг наслаждалась где-то хорошим днем, праздником и всеми грешными радостями жизни.

52