Творцы апокрифов - Страница 93

«Сдалось ему это учение, — сэр Гисборн исподволь переместился вдоль закрытой гобеленами стены вправо, подальше от ревущего каминного зева, больше похожего на жерло вулкана. — Он вполне может сделать себе имя песнями. Возможно, я немного понимаю в музыке, однако я слышал игру де Борна, считающегося лучшим в этом деле, и слышал никому не известного мессира Бернардоне. Первым восхищаются все, начиная от короля Ричарда, да только восхищение это несколько натянутое, зато второй, если захочет, может заставить людей радоваться и плакать по своему желанию. Надо будет спросить у Франческо, не подумывал ли он избрать иную дорогу, нежели заканчивающуюся у врат какого-нибудь университета».

— У него замечательно получается, правда? — спросили рядом, и, оглянувшись, Гай увидел неслышно подошедшую мистрисс Уэстмор. Девушка выглядела на удивление спокойной, но сэр Гисборн счел это невозмутимое спокойствие родственным затишью перед близкой грозой или бурей.

— Правда, — согласился он и озабоченно спросил: — Ты Мак-Лауда не видела? Как бы опять чего не натворил…

— Стоит в другом конце зала, — Изабель махнула рукой, указывая направление. — Увлеченно обсуждает с мессиром Рамоном то ли преимущества рубящего удара перед колющим, то ли бурную историю замка Ренн, а также слегка пугает дам своими варварскими манерами. Впрочем, дамам нравится — я имею в виду не только манеры мессира Дугала, но и его самого. Не стоит беспокоиться, он знает правила здешней игры и отлично понимает — неприятности нам сейчас нужны меньше всего, — она ободряюще улыбнулась и полушепотом спросила: — Вам здесь не по душе?

— Да, — сэр Гисборн кивнул и попытался объяснить свой ответ: — Я никак не могу отличить, когда они говорят правду и когда лгут. Что кроется за их любезными улыбочками и расшаркиваниями? Иногда мне мерещится — дай им волю, они бросятся на нас и растерзают на кусочки, а потом начнут убивать друг друга.

— Вы преувеличиваете, — мягко сказала мистрисс Уэстмор. — Де Транкавель и их приближенные — самые обычные люди. Высокомерные — да, кичащиеся древностью своего рода — вполне возможно, слегка презирающие всех остальных — кто из нас без греха? Вы совершенно напрасно полагаете здешних обитателей закоренелыми обманщиками. Мы для них — никто, проезжие гости, вдобавок с подозрительным поручением. Разумеется, никто и не подумает знакомить нас с местными тайнами и подробностями жития семейства из Ренна. Настанет следующий день, нас церемонно попросят вон, и к вечеру уже позабудут.

— Это так, — вынужденно признал Гай. Разумные суждения девушки успокаивали и внушали надежду на благополучный исход запутавшихся событий, однако часть его разума продолжала упорно твердить: пребывание в Ренн-ле-Шато, пусть даже в течение одного-двух дней, не сулит ничего доброго.

Песня закончилась, зал наполнил приглушенный ропот беседующих голосов, шуршание длинных женских одежд и шарканье подошв по каменному полу. Изабель, кратко извинившись, улизнула, намереваясь перемолвиться с Франческо. Посмотрев ей вслед, Гай решил, что на сей раз мистрисс Уэстмор не повезет — у ее попутчика уже имелась внимательная собеседница, не собиравшаяся уступать своего места. Именно эта девочка (поначалу сэр Гисборн ошибочно принял ее за не вышедшую ростом молодую женщину, и только в следующий миг сообразил: перед ним подросток четырнадцати-пятнадцати лет) привела мессира Бернардоне на вечеринку, и бесцеремонно прикрикнула на молодых людей из свиты Рамона де Транкавеля, рискнувших высказать недовольство соседством с простолюдином. Молодые люди поспешно удалились и весь вечер старательно избегали случая вновь столкнуться с решительно настроенной девицей.

Сию молодую даму, ни на шаг не отходившую от Франческо и смотревшую на него преданным взглядом, звали, как вскоре выяснилось, Бланкой де Транкавель. Она приходилась графу Редэ четвертым, самым младшим отпрыском, отличалась крайне неугомонным характером, безмерным любопытством и умением заставлять окружающих испытывать к ней невольное уважение. Гай представления не имел, когда и как Франческо успел с ней познакомиться, а мимоходом глянувший на трогательную картину восседающих рядом наследницы Ренна и заезжего менестреля Мак-Лауд оскорбленно провозгласил:

— Вот так всегда! Сначала ноет, будто его не допускают в приличное общество, а не успеешь оглянуться — он уже там и вовсю любезничает, пока ты топчешься у дверей и робко спрашиваешь: «Можно войти?..» — после чего удалился на поиски достойной компании.

Убедившись, что с попутчиками все обстоит благополучно, Гай поискал в пестром круговороте необходимого ему человека, обнаружил его среди слушателей Франческо, и недовольно подумал: «Стоило нам здесь появиться, как все сразу же возжелали втянуть нас в свои темные дела. Неужели они не могли решить все сами, без постороннего вмешательства? И какая от нас может быть помощь — мы же понятия не имеем о творящемся здесь, если не считать имен хозяина замка и его детей да моего личного смутного ощущения, будто в этом великолепном Ренне не все ладно».

Человек, интересовавший сэра Гисборна, словно услышав его размышления, обернулся и еле заметно кивнул в сторону двери — не входной, а другой, спрятанной за занавесями в самом темном углу зала, и позволявшей очутиться на лестнице, выводящей в верхний двор. Что ж, обещания надо выполнять, кроме того, Гая крайне интересовало, какими секретами намерен поделиться с ним и Дугалом один из братьев де Транкавель, носивший весьма непривычное для английского слуха имя — Хайме.