Творцы апокрифов - Страница 11

— Я думал, у нее штаны под юбкой и сейчас она усядется по-мужски, — с коротким смешком заметил Мак-Лауд, расположившийся на широких перилах гостиничного крыльца. Гай кивнул — подобная особа, конечно, в жизни не станет ездить, как полагается благовоспитанной молодой даме, то есть на крупе лошади позади грума или родственника. Мистрисс Изабелла и ее манеры все больше и больше раздражали сэра Гисборна, хотя к этому не имелось никаких оснований. Какое, спрашивается, дело благородному дворянину до невоспитанной девчонки-торговки? Обоз вот-вот покинет гостиницу, отправившись своим путем на юг, и рыцарям из Англии вряд ли доведется еще раз встретить мэтра Барди или его спутников…

— Идем, — не слишком вежливо ткнул задумавшегося компаньона Дугал. Гай поднял голову, узрев пустой двор со следами железных ободьев колес и кучками лошадиного помета, да раскачивающийся кожаный полог последнего из фургонов. Нет больше поводов для беспокойства. Рыжая крикливая девица появилась на миг и сгинула в неизвестности. Не такова ли вся человеческая жизнь, подобная цепи кратких встреч в недолгом странствии от рождения к смерти?

Двум заезжим рыцарям не понадобилось расспрашивать, как пройти к главной достопримечательности города — башни расположенного поблизости от Луары собора виднелись издалека, поднимаясь над городскими крышами и устремляясь к чистому осеннему небу. Конечно, этот собор имел мало общего с той церковью, что стояла здесь во времена святого Мартина, то есть более шести с лишним веков назад. Храм и примыкавшие к нему здания аббатства не раз перестраивали, расширяли, украшали, так что сейчас они без преувеличения походили на застывший в камне гимн во славу Божию. На стены собора пошел местный гранит, желтоватый, с вкраплениями серых и красных прожилок. В солнечные дни, подобные сегодняшнему, он казался слабо светящимся изнутри.

Первоначально монастырь возвели у самых границ города, но за несколько сотен лет Тур разросся, поглотив свои бывшие предместья, и владение святого Мартина теперь стало частью городских кварталов. От мирской суеты его по-прежнему отделяла высокая побеленная стена с ровным рядом мелких зубцов по верху и полоса свободного пространства, не застроенного домами, похожего на символическую границу, отмеченную рядом темно-зеленых старых тисов. Ее целостность нарушали только тяжелые, окованные полосами железа ворота. Створки стояли закрытыми, однако маленькая приоткрытая калитка доказывала, что здесь рады как постоянным прихожанам, так и гостям.

Гай остановился, не решаясь идти дальше и с неохотой признаваясь себе, что ему отчасти страшновато. Конечно, он не так уж сильно виноват, у него есть оправдание — он торопился на помощь архиепископу Клиффорду, он честно выполнил епитимью, наложенную на него настоятелем Дуврской обители святого Мартина…

Почему-то ужасно не хотелось дергать за позеленевшее бронзовое кольцо и входить.

— Напомни мне как-нибудь, чтобы я рассказал про человека, решившего обмануть судьбу и не выполнить своего гайса, — подал голос Мак-Лауд, с откровенным злорадством взиравший на мучения компаньона. — Ладно, давай я зайду и разузнаю, пустят ли нас.

Он отодвинул Гая в сторону и, наклонив голову, проскочил в низкую калитку, зацепив рукоятью длинного меча за ободверину. Сэр Гисборн остался снаружи, чувствуя на себе недоуменно-вопросительные взгляды проходивших мимо горожан и злясь на самого себя за невовремя проснувшуюся нерешительность. Обычно он никогда не колебался, но нынешний случай, надо признать, в корне отличался от прочих.

Дугал, к счастью, отсутствовал недолго. Вернее, он почти сразу распахнул калитку пошире и призывно махнул Гаю. Не чувствуя под собой ног, ноттингамский рыцарь сделал несколько шагов и сам не заметил, как оказался внутри пределов Турского аббатства. Мак-Лауд, вопросительно глянув на спутника, внезапно проявил несвойственное ему человеколюбие и занялся переговорами со словоохотливым братом привратником, немолодым уже человеком в потрепанной черной рясе. К концу их беседы Гай несколько очнулся, даже найдя в себе силы оглядеться по сторонам и прислушаться.

Выяснилось, что благородным господам из Англии, решившим по пути в Святую землю посетить знаменитую обитель, ни в коей мере не возбраняется зайти в храм для поклонения тщательно оберегаемой вот уже шесть сотен лет реликвии — плащанице святого Мартина. Сам привратник, к сожалению, не может отлучиться со своего места, дабы проводить их, но в соборе обязательно встретится кто-нибудь из братии, кто сумеет подробно ответить на вопросы гостей и, если у них появится такое желание, показать все, достойное внимания. Брат привратник не мог с уверенностью пообещать, что милордам рыцарям удастся повидать отца аббата, но, если их дело настолько неотложное и важное, то… Все может быть.

Дугал, заговорщицки понизив голос, назвал какое-то странно прозвучавшее для Гая имя и осведомился, сохранилась ли могила этого человека. Привратник торопливо закивал и, кажется, даже слегка обиделся подобному вопросу. Мак-Лауд коротко поблагодарил, заодно перебросив обрадованному сторожу ярко блеснувшую монетку, и компаньоны зашагали по вымощенному мелкими светлыми камнями внутреннему двору.

Чтобы попасть к главному входу в храм, как объяснил привратник, требовалось обойти братский корпус — приземистое здание серого камня с рядами крохотных окон под нависающим карнизом красно-коричневой черепичной крыши. Торжественность и спокойствие этих вырванных из суеты городской жизни мест, казалось, разлитые в воздухе, подействовали не только на начавшего успокаиваться Гая, но и на его попутчика. Во всяком случае, с его физиономии исчезло постоянное слегка насмешливое выражение, сменившись чем-то, весьма похожим на глубокую задумчивость. Сэру Гисборну иногда начинало мерещиться, что в его странноватом знакомом живет два человека: один — Дугал из клана Лаудов, неугомонный задира, пьяница и бабник, а второй… Второй гораздо умнее и мудрее всей их компании, и, как положено мудрецу, чаще предпочитает хранить молчание.