— Баохан ши, — с подозрительной готовностью повторил шотландец, не сказав ровным счетом ничего о смысле названия. — Язычество тут вовсе не при чем. Вон она, вполне живая. Попадешься такой темным вечером — душу вытянет и горло перегрызет. Плоска, как доска, в глазах смертная тоска…
— Дугал, она все-таки дама, — укоризненно сказал Гисборн, в душе сразу и безоговорочно соглашаясь с мнением компаньона.
— Знаю я таких дам! — с пренебрежением отмахнулся Мак-Лауд. — В голове ветер свистит, а туда же, обязательно лезет распоряжаться. Любого растопчет, и как звать, не спросит. Сейчас ведь заест парня…
— Не вмешивайся, — чуть громче, чем требовалось, произнес Гай. — Это не наше дело. Сами разберутся.
— Сами так сами, — уже приподнявшийся со скамьи Дугал с недовольным ворчанием сел обратно.
Девица, сочтя, что Франческо в достаточной мере проникся глубиной своих прегрешений, наконец смилостивилась и отошла к лестнице, чтобы раздраженно крикнуть наверх:
— Марджори! Сколько можно возиться?
— Иду, госпожа, — на верхних ступеньках показалась служанка, тщетно пытавшаяся удержать несколько объемистых кофров и туго набитых мешков. — Бегу, не беспокойтесь!
Девушка, прислуживавшая мистрисс Изабелле, внешне слегка походила на хозяйку — тоже рыжеволосая и тоже в зеленом платье, однако смотрелась куда миловиднее. Отчаянно торопясь, она, разумеется, споткнулась и уронила часть своей многочисленной поклажи, рассыпав ее по лестнице.
— Я подожду снаружи, — в голосе сварливой девицы прозвучало бесконечное смирение человека, обреченного провести жизнь среди тех, кто с детства страдает неуклюжестью и дырявыми руками. Она повернулась и в самом деле направилась к выходу из гостиницы, но, проходя мимо английских рыцарей, одарила их вместе с коротким поклоном столь уничижительным взглядом, что Гай невольно поежился. Мистрисс Изабелла, похоже, отлично расслышала все нелестные высказывания в свой адрес, но не осмелилась затеять ссору с благородными господами.
Когда она скрылась за дверью, все облегченно перевели дух. Франческо торопливо уложил свою виолу в громоздкий деревянный чехол, обтянутый кожей, и вместе с Марджори принялся собирать разлетевшиеся по полу и по лестнице вещи. Сложив все в общую кучу, они быстро распределили, что кому нести, и поспешили во двор. Франческо, однако, на миг задержался, настороженно покосился на невольных свидетелей перебранки и сдержанно-вежливым тоном вымолвил:
— Извините нас, господа. Монна Изабелла склонна иногда слишком горячо выражать свое недовольство…
Смутившись и не договорив, он быстро пересек общую залу постоялого двора и исчез.
— Его отругали — он еще и извиняется! — не то удивился, не то возмутился Мак-Лауд.
— Достойный поступок воспитанного человека, — одобрил Гай. — Почему хозяин обоза или родственники до сих пор не сделали этой крайне вздорной особе внушение и не растолковали, что ее поведение в высшей степени неприлично?
— Связываться не хотят, наверное, — предположил Дугал. — Ладно, у них своя дорога, у нас своя. Пошли на пристань? Она недалеко, рукой подать.
— Нет, — остановил попутчика сэр Гисборн. — Сначала нужно завершить одно дело, а уже потом отправляться искать корабль.
— Какое дело? — Мак-Лауд насторожился, предвкушая новую интересную сплетню.
Гай в несчетный раз пожалел о том, что Господь в мудрости своей не пожелал наградить лошадей чуть большим количеством ума, мимолетно посочувствовал самому себе и принялся рассказывать.
Вопреки мрачным ожиданиям Гая, Дугал вполне серьезно отнесся к его обещанию, данному святому отцу, и даже заявил, что сам хотел предложить сходить взглянуть на собор — мол, ему не раз доводилось слышать восторженные речи о красоте и величественности этого сооружения. А река (точнее, реки), пристани и корабли за утро никуда не денутся.
Говорливые подчиненные мэтра Барди, вставшие, похоже, с первыми лучами солнца, если не раньше, их многочисленные лошади и три фургона, громыхавших огромными колесами по камням, заполнили весь обширный двор гостиницы. Гай только сейчас узнал ее название — «Золотой кочет». Для наглядности рядом с ярко размалеванной вывеской болтался вырезанный из медного листа петушок с разинутым клювом и встопорщенным хвостом.
— Гайс — дело серьезное, — повторил Мак-Лауд, и, не дожидаясь расспросов Гая о непонятном слове, пояснил: — Гайс — это клятва или зарок, которые непременно надо выполнить, не то лишишься удачи вместе с головой. Такую клятву чаще дают самому себе, иногда другу или родичам, случается, что гайс накладывается на кого-нибудь, как плата за услугу или в наказание… Смотри, Злюка пытается испортить настроение мэтру Барди.
Сварливая мистрисс Изабелла в самом деле стояла рядом с хозяином обоза, грузным, начинающим лысеть человеком средних лет в темной одежде, настойчиво ему что-то втолковывая. Маленькие глазки торговца, похожие на две черные ягоды, неотрывно следили за тем, как первый фургон выезжает на улицу, и, казалось, его нисколько не интересовали слова девушки. Обиженная невниманием Изабелла повысила голос, Барди досадливо покачал головой и отмахнулся.
Девушка сердито нахмурилась, подобрала юбки и направилась к конюшне, умело лавируя среди людского столпотворения. Там ее ждали: человек, закутанный в неприметный серый плащ с низко надвинутым капюшоном и державший в поводу двух оседланных лошадей. Изабелла обменялась с ним парой коротких фраз, указывая на мэтра Барди, незнакомец согласно кивнул и помог ей взобраться в седло.