Творцы апокрифов - Страница 9

— Это кто? — спросил сэр Гисборн, присаживаясь за стол и взглядом указывая на менестреля, снова взявшегося за инструмент. Вокруг мгновенно разгорелся спор о том, какая именно песня угодна почтенному обществу.

— Френсис, — кратко, но маловразумительно ответил Дугал, как обычно, переиначивая иноземное имя на свой манер.

— Френсис, а дальше? — Гай подозревал, что у неизвестного певца, кроме имени, имеется также фамилия, или, на худой конец, прозвище.

— Не знаю, — отмахнулся Мак-Лауд. — Не мешай, дай послушать.

Сотоварищи менестреля наконец пришли к единому мнению. Узнав пожелание своих друзей, молодой человек согласно кивнул и пробежался пальцами по натянутым на широкий гриф виолы струнам.

«Женщины наверняка без ума от такого смазливого красавчика, — с некоторым презрением к суетности и легкомыслию слабого пола подумал Гисборн. — А он, если не глуп, вовсю этим пользуется. Только полюбуйтесь — распустил хвост, как фазан по весне!»

Певец в самом деле вполне заслуживал подобного определения. Хорошо (и даже не без роскоши) одетый, на вид лет восемнадцати или девятнадцати, невысокий, однако не кажущийся слабым, черноволосый и смуглый. Довершали картину несколько длинноватый узкий нос с благородной римской горбинкой и ярко блестящие из-под ровно подстриженной челки смеющиеся темные глаза. Молодой человек весьма походил на ожившее представление об «типичном уроженце Италии», и исполняемая им песня вполне соответствовала внешнему облику:

Когда б я был царем царей,
Владыкой суши и морей,
Я всем бы этим пренебрег,
Я все это презрел бы,
Когда проспать бы ночку мог
С прекрасной Изабеллой…

Раздались приглушенные смешки — очевидно, многие знали упомянутую «прекрасную Изабеллу» отнюдь не с лучшей стороны. Менестрель сдавленно хмыкнул и продолжил дальше:

Ах, только тайная любовь,
Да, только тайная любовь,
Бодрит и будоражит кровь,
Когда мы втихомолку…

На втором этаже гулко хлопнула дверь какой-то из жилых комнат и послышались торопливые шаги спускающегося вниз человека. Никто из слушателей, увлеченных течением задумчиво-вкрадчивой мелодии, не обратил на это внимания.

…Друг с друга не спускаем глаз,
Друг с друга глаз не сводим…

* * *

— Франческо!

Струны пронзительно звякнули, песня оборвалась на полуслове. Кто-то охнул и принялся лихорадочно выбираться из-за стола.

— Сколько раз повторять: перестань заниматься ерундой! Мессиры, почему вы всё еще здесь? Собираетесь выезжать завтра? Может, мы вообще никуда не поедем, а предоставим господину Франческо возможность без помех заняться музицированием? Почему никто из вас не может выполнять свою работу без окрика и это обязательно нужно делать мне? Я что, надсмотрщик за рабами или нянька для неразумных младенцев?

Гневная речь, произнесенная суховатым, наполненным тщательно сдерживаемой яростью голосом, принадлежала явившейся под шумок в общий зал молодой женщине в зеленом платье. Если Френсис (чье настоящее имя, как выяснилось, было Франческо) имел в виду под «прекрасной Изабеллой» именно ее, то он безбожно польстил этой особе. Гладко зачесанные назад и собранные в узел темно-рыжие волосы, лицо с заостренными чертами и размашистые движения отнюдь не добавляли даме привлекательности, несмотря на молодость, изящное сложение и скромный, но дорогой наряд.

— Всякий раз, стоит мне хоть на миг упустить вас из виду, вы тут же что-нибудь устраиваете! — не на шутку разошлась девица. — Мне надоело вечно бегать следом, вытаскивать вас из неприятностей, а потом оправдывать перед мессиром Барди! Хватит с меня!

— Но, мистрисс Изабелла… — кто-то отважился робко подать голос. — Мы же не сделали ничего плохого…

— Сейчас не сделали! — презрительно бросила рыжая фурия. — Благодарю покорно!

— Монна Изабелла, вы наш ангел-хранитель, — певец, здорово струхнувший, но не потерявший бодрости духа, сделал неуверенную попытку обратить все в шутку. — Только, если мне будет позволено заметить, для ангела и благовоспитанной девицы вы слишком много кричите…

— С тобой я сейчас разберусь, — многозначительно пообещала сердитая особа в зеленом, и, обернувшись к остальной компании, грозно добавила: — За постой расплатились? Тогда чтоб духу вашего здесь не было! Марш на конюшню!

Ответом стало шуршание соломы под ногами выбегающих во двор людей. Оставшийся без дружеской поддержки Франческо скорбно вздохнул в предчувствии выволочки и взял на струнах виолы долгий тоскливый аккорд.

Слегка ошарашенный зрелищем нравов и порядков торгового сословия, Гай недовольно скривился. Девчонка позволяла себе слишком много. Или, может, среди простолюдинов такие манеры считаются вполне приемлемыми?

Юная дама, оглянувшись и только теперь заметив в зале посторонних, быстро и несколько потише заговорила по-итальянски. В голосе отвечавшего ей Франческо отчетливо зазвучали оправдывающиеся нотки, вскоре сменившиеся просительными. Из тех немногих слов, что удавалось распознать сэру Гисборну, становилось ясно, что речь идет о растраченных деньгах и позоре, который непременно обрушится на мэтра Барди и на семейство молодого человека из-за его непрекращающихся выходок.

— Смотри-ка, настоящая баохан ши, — вполголоса сказал до того молчаливо созерцавший происходящее Мак-Лауд. — Я думал, их уже не осталось.

— Кто-кто? — насторожился Гай. — Опять какая-нибудь языческая гадость?